Кабинет был маленький, на стене рядом с деревянным крестом висела в рамке фотография монумента Вашингтону. Элинор перекатывала во рту мятную конфетку, чтобы успокоиться, но все равно чувствовала, как у нее что‐то пульсирует в затылке.

– Рада, что вы позвонили, миссис Прайд. Я не была уверена, что вы со мной свяжетесь.

– Мы еще не приняли решения, но я рассказала мужу о вашем предложении, и мы хотим узнать побольше. – Элинор заложила за ухо выбившуюся прядь.

– Хорошо. – Мать Маргарет наклонилась вперед и повторила то, что рассказала в больнице, а потом добавила: – Наши младенцы рождаются у девушек из хороших семей, с которыми случилась неприятность, и они не в состоянии вырастить ребенка сами. Они только рады отдавать детей любящим родителям в обмен на второй шанс в жизни. Так что все очень просто.

Она полистала папку, лежавшую у нее на столе.

– Когда вы должны были родить, миссис Прайд?

– Третьего января.

Мать Маргарет поправила очки.

– У меня есть негритянская девушка, у которой роды примерно в это время ожидаются. Из прекрасной семьи. Образованная, хорошо выглядит. Вам замечательно подойдет.

Элинор достаточно долго прожила в Вашингтоне, чтобы понимать – под «хорошо выглядит» подразумевалось «светлокожая». Младенец, который будет выглядеть как какая‐нибудь Грета Хепберн.

– Хочу вас уверить, что мы работаем так тщательно и так серьезно относимся к конфиденциальности документов, что никто никогда не узнает, что вы не сами родили этого ребенка. Если таковы ваши предпочтения, конечно.

Элинор встретилась с Уильямом глазами. Сердце у нее отчаянно заколотилось.

Мать Маргарет сказала:

– Только не раздумывайте слишком долго. У нас есть еще несколько заинтересованных семей вроде вашей, которые с удовольствием возьмут ребенка.

– Вы можете дать нам пару дней? – спросил Уильям.

– Я могу сделать все, что вы захотите, мистер Прайд. Но будет лучше, если вы оставите нам небольшое пожертвование. Этот проект обходится очень дорого. – Она постучала по деревянному ящичку, стоящему перед ней, и улыбнулась.

Элинор заметила, что улыбка не затрагивает ее глаз.

– Конечно, – сказал Уильям, доставая чековую книжку.

Мать Маргарет встала, потом проводила их к двери. Элинор была практически уверена, что почувствовала исходящий от монахини запах джина.

Когда они вернулись домой, Уильям запер за ними дверь, а потом Элинор упала ему в объятия. От него пахло целым днем, проведенным на работе, но ей это не мешало.

Потом Элинор отодвинулась и прислонилась к кухонному прилавку.

– Я боюсь. Это выглядит как мошенничество.

– Если учесть все обстоятельства, возможно, это единственный способ.

Элинор провернула на пальце обручальное кольцо. Всю дорогу домой она вспоминал Дороти Креол, бывшую рабыню, которая усыновила мальчика и вырастила его как своего ребенка. Когда Элинор классифицировала информацию о ней для библиотеки, что‐то заставило ее перечитать эту историю несколько раз. Возможно, так жизнь готовила ее к тому, чтобы самой задуматься об усыновлении.

– Слушай, Элли. Неважно, откуда ребенок, важно, чтобы мы его любили и вырастили как своего.

– Я не хочу, чтобы кто‐то про это знал, – выпалила она. Мать Маргарет предложила им конфиденциальное усыновление, и, с точки зрения Элинор, только так это и могло сработать. – В смысле, про усыновление. Давай выдадим ребенка за своего.

Он почесал в затылке.

– Ты уверена?

– Ты не представляешь, каково это, Уильям, – сказала Элинор; голос у нее срывался от эмоций. – Выйти замуж в такую семью, как твоя, где все и вся безупречны.

– Погоди-ка, ты чего это? – изумленно воскликнул он.

– Ты не женщина, у нас все по-другому. Я не смогу жить, зная, что меня осуждают, что на нашего ребенка смотрят по-другому. Как будто он не принадлежит к семье. Я просто хочу вписаться. Я устала быть чужой, – сказала она куда громче, чем хотела.

Возможно, все дело было в гормональном сбое, но она наконец это сказала. Она устала чувствовать себя чужой.

Уильяма ее слова явно ошеломили.

– Малышка, я не знал, что ты испытываешь такие чувства. Я думал, что делаю все…

– Не в тебе дело, а в твоей матери и ее фешенебельных друзьях, – вздохнула она и заметила, что Уильям напрягся.

– Я знаю, что мама тоже старается наладить отношения как умеет.

Элинор поджала губы. Переключать разговор на тему ее отношений с Роуз Прайд не хотелось, но она точно знала, что держать усыновление в тайне – единственный способ для нее сохранить достоинство.

– Так я хочу. Это должно остаться между нами, – прошептала она, когда зародившаяся у нее в голове мысль окончательно оформилась. – Я притворюсь, что сама родила этого ребенка.

– Это будет сложно провернуть.

– Если надо, я все это время просижу дома, никуда не выходя. Только так мы сможем спокойно жить как семья, чтобы никто не изучал под микроскопом все, что мы делаем.

Уильям шагнул ближе и погладил ее по плечам и предплечьям.

– Ладно, как ты хочешь, так и сделаем. Я просто хочу, чтобы мы были счастливы.

Элинор заглянула Уильяму в глаза и увидела, что они опять заблестели.

– Тогда я утром позвоню матери Маргарет и скажу, что мы возьмем январского младенца, да? Ой, так странно звучит, январский младенец. – Она прикрыла рот рукой и захихикала впервые за неделю.

– Мы возьмем малыша Января домой и будем его или ее любить. Все будет замечательно. – Уильям притянул ее лицо к своему.

– Нашего малыша. – Элинор обхватила его за талию.

Теперь им оставалось только придумать, как это все провернуть, чтобы никто не узнал.

Глава 2

Дом Магдалины

Руби

Не успела я дойти до дома, как серебристая защитная дверь со скрежетом открылась. В дверях стояла женщина в монашеском одеянии, с покрытым морщинами суровым лицом.

– Добро пожаловать в Дом Магдалины. Меня зовут мать Маргарет.

Она была настоящая амазонка, как минимум сантиметров на десять выше меня. Посмотрела сверху вниз и сказала:

– Пойдем.

Я двинулась за ней, и по короткому коридору мы вышли на просторную кухню. Там было влажно, жарко и пахло тушащимся мясом. За столом сидели две светловолосые девочки-подростка, обе с тяжелыми животами, будто слишком большими для их худеньких тел, и чистили морковь и белый картофель. Та, которая чистила морковь, оглянулась, а потом быстро отвела взгляд, но веснушчатая девочка со свалявшимися волосами, чистившая картошку, слегка мне улыбнулась.

Идя за матерью Маргарет дальше в дом, я услышала плач, громкий и настойчивый. Чем дальше, тем более не по себе мне становилось. Плотное платье матери Маргарет шуршало вокруг ее ног, звук плача ее словно бы не беспокоил.

– Это столовая, тут тебя будут кормить